О`Санчес - Нечисти
Назвавший себя Евсеем Касатоновичем осекся на полуслове, внимательно и кивая выслушал Мару и рассмеялся.
– Хм… Давно это было, весьма давно… в ту пору увлекался я дзэном и, отвергая суету, достиг шестой степени совершенства и чистоты в некоторых изотерических делах, да так преуспел, что наловчился слышать и понимать неодушевленную органику. Слушаете, нет? И вот однажды в горах остановился я ночевать в заброшенной хижине, развел костерок из сушеных бобовых стеблей да стручков, благо их в тот год вокруг навалом было, а сами бобы побросал в чугунок с водой – варить, дабы покушать без мяса, я ведь одно время воздерживался от греха… Да, сижу себе и слегка задремал. Вдруг слышу, бобовые меж собою переговариваются: зерна стручкам пищат: «Вы, мол, не чужие нам, за что же вы нас варить помогаете? Это так ужасно!» А те им шипят в ответ: «А мы что, песни тут поем? Сами сгораем безвинно! Не сердитесь на нас, о бобы!»
Евсей Касатонович смолк и поочередно повернул усмешечку налево, направо и с легким поклоном – персонально Лехе.
– Не раз и не два доводилось мне в своей жизни рассказывать эту историю… Как тут кто-то мудро сказал: жизнь сама наклоняет к решениям, как ей противиться? А? Ну давайте всех по очереди послушаем, глядишь – и отцедим дельное из неумных ваших препирательств. С кого начнем?
– С меня! – неожиданно брякнул Леха и так же, во весь голос, продолжил: – И на мне же закончим, поскольку решение есть и я его знаю!
– С тебя? И тебе уже ведомо решение? Так ли это, Алеша, сын Петра?
– С меня, Соныч, ты не ослышался! С меня, я сказал!
– Ну так, пожалуйста… Тс-с-с! В порядке очереди, судари и дамы, у мальчика голос режется. Излагай, но помни, что крик – оружие слабого и оружие слабое.
– Все очень просто. Моя бабушка… – Леха полуобернулся, задержал над правым плечом открытую ладонь, и Ирина Федоровна, поспешно втянув грозные когти, положила на нее свою, морщинистую и темную от времени. Внук собрал губы трубочкой и звучно, не стесняясь никого из гостей, чмокнул костяшки древних ее пальцев, усеянных старческой «гречкой», иссохших, но отнюдь не дряхлых. – …Моя бабушка все мне объяснила, в том числе и насчет инициации, для которой потребна живая кровь. С этой целью я попросил… и настоял… – Ирина Федоровна, поймав негодующий взгляд любимого внука, совладала с собой: украдкой вытерла глаза и вновь стала невозмутимым истуканом. – …Чтобы бабушка подыскала и принесла мне какое-нибудь режуще-колющее оружие, что она и сделала. В двух экземплярах, забыл сказать. Вот… – Леха извлек из сумки, не торопясь собрал и положил перед собою два метровых, если считать с рукоятями, кривых клинка, узких возле гарды и расширяющихся к острию. – Прошу любить и жаловать: мечи-кладенцы, оба готовы к бою и почти одинаковы, так что отличиями можно вполне пренебречь.
– И что ты, дуэль предлагаешь?
– Я бы предпочел, конечно, чтобы нашелся доброволец… любого пола, кто согласился бы заполнить собою жертвенный алтарь, но предвижу, что таковых… Нил Нилович?
– С чего бы это нам затевать дурацкие скоморошества, когда у нас и так имеется преотличный кандидат на жертвоприношение. А именно ты, наглый щенок!
– Ты не ошибся, кариес?
– Нимало! Еще и собаку сюда привел, наглец и пустоцвет!
– Ну извините… В таком оскорбительном тоне я не собираюсь поддержи… – Леха подхватил один из мечей, прыгнул изо всех сил животом на стол, проехал головой вперед и с размаху врезал по темени клыкастому толстячку. Меч, сантиметра не досвистев до лысого черепа, звякнул о пустоту, больно вывернулся из рук и полетел в сторону… Никто даже и шевельнуться толком не успел, разве что Дина, уже пострадавшая во время «вече», чуть пригнула голову, как Соныч уже поймал меч-кладенец прямо за рукоятку.
– Остроумно. Орел. Похож, ничего не скажешь. – Соныч нарочито лениво протянул руку с мечом, плашмя шлепнул Леху по спине. – Слезь со стола и сядь на место. Все-таки есть что-то истинное в этих новомодных теориях наследственности, коли на наших глазах они подтверждение имеют. Людишки возрастом не вышли, так острым разумом и наблюдательностью свое берут, потому и гены они придумали, а не мы. Сел? За этим столом, Алексей свет Петрович, никому из сидящих в креслах ранить соседа невозможно, а тем более убить. Гарнитур называется. А ты и не знал, бедняга… И советчица твоя не знала – да и откуда бы ей? Но хвалю обоих за изобретательность.
Нил Нилович сидел бледный от бешенства, но даже не шелохнулся в ответ, смолчал, только ноздри раздувались, да глаза перебегали с Лехи на Ирину Федоровну и обратно, он и ее ненавидел.
– А Дара как же? Ранена ведь, тобой же!
– Не кричи. Дора ее зовут. И ничего она не ранена, разве что язык прикусила. Да, Дора? Ну так и что с того, Алеша, истинный сын Петра? Мебель-то я лично столярничал, строгал, трудился, ужели после этого и мелочи себе не могу позволить?.. Нил Нилович, ты как насчет дуэли? Перчатка тебе брошена.
– Стол убери и саблюку мне дайте, ломтями кромсать буду. Из-за угла, скрадом – все мы храбрые… Убирай стол, чего тянуть! Живо, Соныч! Действительно, сразу все и решится. И эту хитрую старую гадину заодно сокрушу, зажилась сверх меры. И собаку!
Стол взлетел под потолок и повис там, словно веревками привязанный. Гости сдвинули кресла за границы квадрата, обозначенные колоннами, каждый свое. Леха старался не смотреть на бабушку, почему-то чувствовал себя виноватым перед нею. Мурман, довольный поднявшейся суетой, совсем вдруг успокоился, послушно отошел вслед за Ириной Федоровной и сел подле нее, улыбаясь во все клыки. «Он не боится за меня, это хороший знак. И Аленку при себе оставлю, как знать, вдруг… шею от удара прикроет».
– А ты так и будешь со своим галстуком биться? Не снимешь червяка?
– Нет. А что, запрещено?
– Да сколько хочешь. Нилыч, железку ты выбираешь… Значит, твоя – оставшаяся, держи. Что, извини, не понял?
– Я говорю: стол убери, пусть в сторону отъедет, не над нами висит. Мало ли, отвлечешься. Пожалуйста.
– Ай, Алеша, недоверчивый ты какой! Так нормально?.. Начинаем по моему сигналу. Кто рискнет ослушаться и приступит раньше – пойдет на заклание в качестве проигравшего. Да… Песика я – Ирина Федоровна, подвинься чуток – под колпак, чтобы не вздумал нарушать ход событий. Вот, теперь он как в прозрачной клетке, а то даже я нервничал, очень уж псинка серьезная; мало ли, обидится за хозяина…
– Бабушка! Пожалуйста, не бойся за меня и знай…
Леха дождался измученного бабушкиного взгляда, послал ей воздушный поцелуй. В голове шумело, рука с мечом подрагивала, пришлось придержать ее за локоть, чтобы незаметно было. Странно, за бабушку он волновался больше, чем за себя. Главное – держать себя в руках и не думать о страшном. Неужнли это все реально, на самом деле: мечи, дурацкие колдуны, битва не на жизнь, а на смерть? Так все странно повернулось в этой жизни, так внезапно… Это лето… Уж очень оно длинное, может быть и до конца жизни. Словно пешки какие-то… Глупо, все в мире глупо… Просто сидеть и пить чай перед телевизором, зная, что наступит и завтра, и послезавтра – что это, если не счастье?
![Дмитрий Головёнкин - Последняя сессия [СИ]](/uploads/posts/books/96307/96307.jpg)
